Я не готовился
сегодня к выступлению, и это приглашение было для
меня неожиданно. Прошу меня сердечно простить за
это, потому что меня больше интересуют
философско-научные аспекты учения Учителя, чем
медицинские и т. д. Сам я физик, занимаюсь
законами движения непрерывной среды на научном и
теоретическом плане, что близко к природе.
Поэтому, вопросы не только качественных, но и
количественных закономерностей, присущих
системе Учителя Иванова, я как бы профильтрую и с
ученой точки зрения, что позволяет мне, потому
что я сам по себе еще и математик по образованию —
окончил МГУ, механико-математический факультет.
Это для чего нужно.
Для того чтобы понять не столько с точки зрения
здоровья, но и с точки зрения всего движения в
пространстве-времени и материи нашей, тех
физических, идеологических, моральных сдвигов,
которые приносит та или иная система.
И моя встреча с
Учителем позволила мне принять его сокровенное
учение, которое я впитывал в течение 12 лет,
находясь рядом с ним. Я был одним из самых близких
его учеников, и часто мы ночи проводили в
разговорах. Я вам скажу, что Учитель — чистый
математик. Каждое его выражение я старался
критически опровергнуть в начале своего пути, а
так как у меня есть школа по этому поводу, и
логическая и формальная, то поэтому мне легко это
можно было сделать. И ни разу я не видел, чтобы
Учитель ошибся. На словах он описал все будущее
науки, и если позволят обстоятельства, то я вам с
точки зрения научной и философской постараюсь в
какой-то мере об этом рассказать. Я расскажу о
своих впечатлениях и личных встречах с моим
дорогим Учителем, которого я встретил и как я
встретил.
Моя встреча с
Учителем произошла, можно сказать, удивительно и
может быть закономерно в моей жизни, потому что я
предрасположен к самой болезни, которую я всегда
чувствую на расстоянии и когда он приближается,
то чувствуется дыхание смерти, о которой Кнейп
сказал, что "это змея, которая вечно прячет
свою голову, но коль скоро вы потеряли над собой
контроль, то она высовывает эту голову и готова
всегда ужалить". Это туберкулез. Я еще им в
детстве болел, потом он у меня проходил и вот
где-то в 1973 году он ко мне вернулся в
страшно-ужасающей форме. Возникли каверны на
обеих сторонах в легких и, в общем-то, я
чувствовал, что я умираю. И вот это дыхание смерти
— оно особо присуще тем, кто стоял на краю этого
соединения с таким, можно сказать, явлением —
границей жизни и не жизни — это очень страшное
состояние вечного присутствия при тебе кого-то,
кто сильнее тебя и вот-вот ты от него, как
говорится, можешь уйти в небытие. И вот под таким
состоянием ты ходишь, улыбаешься, но оно у вас
всегда присутствует как некий второй план. Вы
говорите, улыбаетесь, вы не замечаете этого и,
наверное, все больные смертельными болезнями это
ощущают, и вот я был в таком состоянии. Я не мог
это как-нибудь рассказать, не было сил, мне никто
особенно не верил, потому что я внешне улыбался и
говорил, а внутри я чувствовал, что я умираю. И вот
благодаря помощи одного из лучших своих друзей —
женщины, она поняла мое состояние и в результате
определенных убеждений и разговоров меня
поместили в больницу. Оказалось, что у меня
открытая форма туберкулеза. Я лежал в
туберкулезной больнице на Стромынке. Началась
борьба за выживание, и в течение года я там
принимал массами таблетки — до 40 штук в день. Ну
это понятно, кто болеет туберкулезом, тот знает,
что это был просто единственный способ выйти из
состояния, как говорится, конца. Было задето и
менингиальное состояние туберкулезом, был задет
и спинной мозг. И вот в течение года я, лежа в
больнице, перепробовал все лекарства, пробовал
заниматься йогой, причем с моим другом мы
доходили до комических обстоятельств. Он всегда
верил, что деревья источают или излучают прану —
это жизненную силу. И он брал большую 5-литровую
банку, подходил к дереву и наполнял ее этой
праной, а в это время вся больница умирала со
смеху, в том числе и врачи, которые выглядывали из
окошка. Ну мы, все больные, надеялись выжить —
выжить. Почему-то мы все верили в жизнь и здесь
вот очень такой стимул есть — чувствуешь как
жизнь нам дорога.
И вот уже прошел год,
я думал уходить на инвалидность, думаю: 2 группу
получу — получу пенсию, достаточную для прожития,
не думал уже о работе, как однажды в декабре
месяце 1974 года ко мне пришел мой друг Коля,
которому я очень доверял и мы часто
разговаривали, так сказать, о судьбах мира, как
все любят говорить. И, в конце концов, он говорит,
что вот я встретил человека, который тебе
поможет. И здесь вот мое психологическое
ощущение: я его слушаю, а во мне как-будто
работает внутренний метроном. Я его слушаю, а как
бы третий человек присутствует: я, он и еще Третий
человек слушает. И через некоторое время он
говорит мне что-то такое, как метроном отбивает
часы: тук-тук.., и вдруг я, сам этого не понимая,
говорю ему: я согласен. Почему я согласен, я до сих
пор не знаю, как это проанализировать, но мне
кажется, что мое внутреннее я сказало согласие. И
вот я собираюсь и ушел...
Когда я попал к
Учителю, то меня поразила его величина. Почему-то
он казался мне громадным, а рядом стояли ребята,
он что-то рассказывал, но я ничего не помню. Я в
какой-то мере был поражен его громадиной, но
никаких ощущений больше не было.
Потом он меня принял.
Ну прием у него особенный, потом я долго
анализировал этот прием и после этого меня
повели обливаться. Это было 29 декабря 1974 года —
именины мои, так сказать, природное крещение. И
меня Валентина Леонтьевна, его жена, начала
обливать этой резкой холодной водой. Она не
холодная вода — она как иголки, знаете. Тяжело,
как-будто вам иглоукалывание делают на каждый
миллиметр вашего тела. И когда она начала
обливать, то у меня такое — Освенцим! Я думаю: что
же ты делаешь..., хотел выхватить эту штуку, но
вдруг все прошло. Опять какой-то метроном сыграл
и вдруг совершенно успокоился. Думаю: да обливай,
пропади оно пропадом. И в это время она сказала:
вот это хорошо, вот это состояние как раз мне и
нравится. Она видела меня такого
прооперированного, много мне операций делали,
все вытащили. Ну она пожалела меня
соответственно и пошла и Учителю рассказала. И
вот вся эта группа-компания пошла босиком на
улицу. А со мной рядом стоял какой-то ученый,
доктор востоковедения, он и говорит:
"Облиться-то я облился, но на улицу босиком — ни
за какие пряники!" И вот в этот момент, как он
сказал эту фразу, а я — нарочно, наоборот, пойду. И
я пошел. Это так всех удивило, когда я вышел в
шапке, в шубе, из больницы убежавший, на снег — это
произвело впечатление. И после этого возникло
второе искушение — второй человек, с которым я все
время мечтал выздороветь — это Сережа Ратников,
сейчас он довольно интересный человек, художник,
вот он тоже принялся. А после моего приема я
вернулся в больницу, во мне была такая легкость,
такое ощущение добра, во мне — нагретая печка. Я
разделся и босиком шагаю по больничной дорожке,
подошел к его окну, а он когда увидел меня таким —
в обморок упал, настолько он был слабый. Это на
самом деле было. Утром он, никому не говоря
ничего, поехал и тоже принялся.
Ну потом я себе говорю: да не буду я
больше этого делать — решил бросить и 31 декабря,
как и все люди, которые искушаются, встречали мы
Новый год. Напились мы от души в больнице,
праздник справили, выпил я уже и не помню сколько,
а утром встал — совестно ужасно. И решил все-таки
позвонить Учителю, как раз я знал, где он
находится. Позвонил ему, а он подходит к телефону
и говорит очень молодым голосом. Я никогда не
узнавал его голос и, наверное, никто не узнавал
его голос, когда он говорил по телефону — голос
его был неузнаваем. Он говорил примерно как
молодой юноша, очень бодрым и молодым голосом. И
он говорил очень коротко, он никогда не
расспрашивал причины и следствия, он просто
говорит: "А, это ты позвонил, ну приезжай", — и
вешал трубку. Я остолбенел и думаю: как же я поеду?
А теперь, значит, надо ехать. А с другой стороны, я
же хотел объяснить, что не хочу ехать. Но, в конце
концов, я собрался и опять поехал на Полярную
улицу, где у Татьяны Федоровны мы там
познакомились второй раз. Он посадил меня рядом с
собой, сидел и все время клал свои ноги на мои, там
же босиком уже все были и я тоже босиком. Он мне
свои босые ножки клал на мои и согревал меня. Это
мне очень понравилось, а потом оказалось, что, в
общем-то, я — бедный, обиженный. Он отметил тот
пункт "Детки", как говорится, его
естественным образом — на мне его и
проиллюстрировал. Так вот, после второго раза, я
стал последователем этой системы. И через
некоторое время мы с Сережей очень сильно
подружились. А у Сергея было вообще очень
интересное явление. Я вам расскажу, оно, наверное,
может быть было единственный раз и мало кто о нем
знает. Во время обливания, ну как говорил Учитель,
и как говорила Валентина Леонтьевна, и я Сергея
опрашивал — он умер. Некоторые из врачей говорят,
что это какой-то очень глубокий обморок и даже
мне сказали какое-то профессиональное название.
Я спрашивал Сергея, а у него, как и у всех
художников, очень отточен глаз, а мне очень важно
было понять, что же он видел в момент этого
обморока. Он рассказал, что он видел
раздвоенность, как бы вот левая сторона у него
была темная, а сторона правая — красная, все было
как бы в двух тонах: красном и черном и где-то
вдали какие-то огоньки, огоньки и... все.
И тогда Валентина
Леонтьевна оказала: "Ну, дорогой Учитель, вот
наша система и кончилась". Учитель лег на него,
обнял его всего, все тело и стал дышать ему в рот.
Через некоторое время Сергей поднялся. Учитель
его взял за руки, вывел на балкон и сказал:
"Только вдохни три раза, детка". Сергей
вдохнул. "Ну как?" — "Ничего...". И Сергей
поехал домой. Затем несколько дней он не
обливался, но потом стал обливаться и позже,
когда я с ним вместе в туберкулезном санатории
был, то единственно, чего я всегда опасался, я не
хотел с ним вечером идти купаться на пруд, как мы
вечерами ходили. Мы попали в санаторий весной в
мае месяце — природа прекрасна, и когда мы ходили
купаться, то над нами много жаворонков почему-то
пело, и всегда они над нами кружились как вот
мошкара, знаете. Это первое, что меня поразило.
Утром мы заходили и погружались в пруд, а когда
шли вечером и были холодные вечера и иней садился
на землю, на подрастающую пшеницу и пруд весь
погружался в туман. А Сергей так, знаете, легко
плавал. И вот этот Сережа, милый, на центр пруда
заплывет и нырнет и его минуты две нет, а я не умею
плавать и думаю: "Если он утонет, как же мне
быть?" В общем, я очень боялся этого дела.
Все эти времена самые
лучшие и одни на лучших в моей жизни, потому что я
и сам, как говорится, немножечко мог как художник
видеть красивое, да и каждый человек этим
обладает. И до сих пор незабываемы эти первые
впечатления после встречи с Учителем. Я как раз
до весны продержался в больнице, а 25 апреля я был
выписан, и в течение полутора месяцев мы с
Сергеем были вместе в Переделкино в
туберкулезном санатории, где окончательно в
природе, так сказать, поправили свое здоровье и
вышли оттуда как молодые. Вот это ощущение любви,
ощущение близости к другу, сообщество с тем, кто
делает с тобой общее дело, у меня осталось на всю
жизнь.
Так я стал учеником
Учителя и сначала, в общем-то говоря, не особенно
был близким, но постепенно мной завладевала одна
и та же мысль: Как же это все-таки объяснить? Зачем
это все нужно? Ну что он делает, в конце концов? Ну
что такое вода? Вода, облился — и нет ее. Лекарства
— вот это да! Нужно было найти тот центр тяжести,
ту научную и философскую опору, чтобы оправдать
все это дело. В конце концов, есть много
философских концепций, а в чем же является учение
Учителя? И является ли оно совершенно новым,
потому что Учитель часто говорил: "Я принес
новое, небывалое на Земле вообще!" Вот один
говорит: проволокой привязывайся к кровати,
значит, вот ты будешь здоров — это Микулин.
Некоторые говорят: уйди вообще, брось тело и уйди
в нирвану — там ты получишь освобождение. Значит,
не быть человеком, а быть духом? Так где же та
середина, то истинное, которое нужно было найти,
для того, чтоб понять-то, что ты делаешь, нужно не
только тебе, но всему человечеству.
Эта мысль меня
одолевала и мною овладевала с непреодолимой
силой. Я не мог избавиться от нее ни ночью, ни днем
и я решил все-таки докопаться до истины. И тогда
Учитель, вот как-то почувствовав мое такое
стремление, стал давать мне свои тетради. И когда
я стал читать их, то я стал постепенно привыкать к
его языку. Язык его простой, народный, вот как
написана "Детка". Есть его хорошее
выражение: "Люди летают в космос, в мешках в
Арктике спят, всякие детали и всякие машины
делают — дельцы высшего плана, а жить приходится
тяжело". Что такое тяжело? Денег нет? Денег
много. Что же такое тяжело? Начинаю думать и вдруг
мне вспоминаются слова: "ибо иго мое — благо и
бремя мое легко есть, возьмите мое легкое", —
сказал Христос в Евангелии. Что такое легкое и
тяжелое? Значит, есть и легкое, и тяжелое? Читаю
Экхарта, прекрасного средневекового мыслителя и
мистика, он говорит: "Оставь самого себя и
твори добро легко и приди к наилучшему". Или:
"сохрани самого себя и твори добро тяжело".
Какая глубина. Что такое творить добро тяжело?
Помочь человеку: деньгами, устроиться на работу,
помочь получить ему жилплощадь и т. д.
А что такое легкое?
"Бремя мое легко и иго мое благо". А Учитель
говорит: "Тот, кто будет по моей системе
заниматься, получит то легкое, что ему так
необходимо для жизни его и приобретет своим
телом покой". Значит, есть вторая сторона
приобретения легкого. Что же такое это легкое
добро? Учитель говорит: "Я бегу от вас, а вы за
мной побежите, мне деньги ваши не нужны, а вы все
равно за мной побежите". Вот в этом надо было
разобраться.
Потом удалось написать небольшую статью
"Парус", где хотелось в какой-то мере вот это
предназначение легкого описать через физические
феномены. И тут оказалось, что легкое — это легкая
система сил, та система сил, которая должна быть
выработана обязательно человеком, для того,
чтобы тело стало гармоничным. Мы притягиваемся к
центру Земли, а легкая система будет нас
отталкивать от центра Земли. И вот недавно в
газете промелькнуло сообщение, что наше легкое
сейчас — это примерно 25 грамм, а в нас вес тела, ну
предположим — 80 кг. 25 грамм - это столько весит
душа человека, т к. ученые взвесили живого
человека перед его смертью и потом сразу же
взвесили его после смерти. А вот если у нас будет
больше легкого, ну в условных единицах, то мы
можем вылететь из притяжения Земли, то мы вылетим
из Земли, но тогда жить мы не будем на Земле.
Значит, нужно легкое выработать в себе, чтоб
гармонизация легкого и тяжелого была в
равновесии и чтоб ты мог ходить по земле и в то же
время неким небольшим напряжением — летать. Это
уже говорят за будущее, а сейчас я только хочу вам
сказать об одном: нужно было соединить все мои
знания и понять.
Каждый раз я,
встречаясь с Учителем, старался из него выпытать
все. Я ему задавал все вопросы, какие вы задаете
здесь и еще много вопросов тайных, о которых он
мне прямо говорил, что не сможет ответить на них —
ибо рано. Но на некоторые вопросы он говорил мне,
в частности: "Я вам не только здоровье даю, если
бы вы знали, что я вам даю, тогда бы вы все
прибежали ко мне, но рано еще вам об этом
говорить". Вот я все хотел допытаться, что же он
такое дает кроме здоровья, но этого сделать так и
не мог.
И вот постепенно появлялось знание,
сначала узнать и понять это через
термодинамический аспект. И если кто-нибудь из
вас читал статьи: "Идея жизни, поиски
воплощения нового и обычного", "Парус",
"Письмо к Брежневу", то там мы старались в
словесном варианте путем слова-логоса, как
говорится, "вначале было слово", передать
истину. Но сожалительно, что она еще начата рано и
показ подтвердил это, потому что Учителю было
очень и очень трудно.
Я с Учителем очень
сблизился, часто бывал у него дома, мы обсуждали
многие проблемы и, в частности, я был свидетелем
написания им "Детки", которая была
предельным выражением концентрированной
гармонизации человеческих возможностей в
природе.
"Детка" была
написана вот по какому поводу. К Учителю пришло
очень много писем, а я как раз в то время к нему
приехал и, если не ошибаюсь, их было где-то около
восьмисот. Полных два ящика писем и он смотрел
обессилено и думал: что же делать? Потому что
ответить на письма было совершенно физически
невозможно. И когда сжигались эти письма, а их
начали постепенно сжигать, то, глядя на Учителя,
было такое впечатление, что он сам сгорает.
Учитель ночью позвал меня и дал мне этот документ
и сказал: "Вот тебе написанное — посмотри".
Единственно, что мне оставалось, три-четыре
запятых поставить, а все было сделано Учителем.
Так возникла "Детка". И вот когда она
возникла, со мной был удивительный случай,
наверное, для моего вразумления.
Там было письмо, подлежащее сожжению, и
Анна Петровна хотела уже в огонь бросать его. Я
говорю, Анна Петровна, дай мне его, я взял и
положил его обратно в ту кучу, где были
неотправленные письма и мне говорят, что Учитель
уже ответил на это письмо, но "Детки" для
ответа в письмах ведь раньше еще не было. И через 4
года я встречаю человека, приехавшего из г.
Воронежа, он там на авиационном предприятии
работает, и он вдруг рассказывает такую вещь. Вот,
говорит, я написал письмо Учителю, а он мне
ответил, что я пригласить тебя не могу, власти
притесняют, потому что не понимают его дела, и это
понятно, это тонкая психологическая структура,
которую можно объяснить: всегда всякое новое
сперва не понимается. И вот когда Учитель ему
отказал, то он и перестал Учителю писать. И вдруг
однажды он возвращается домой и ему захотелось
не на лифте поехать, а подняться по лестнице. Он
идет, а на 2 этаже лежит раскрытое письмо и в нем -
"Детка"! Это оказалось то письмо, которое я
вернул и во второй раз в него уже была вложена
"Детка". И он тоже пришел к природному
голоданию, обливанию и это меня очень и очень
обрадовало.
В заключение я хочу
сказать вот о чем. Из вас кто-то знакомился с
трудами Федорова, кто-то с другими учеными и
многие говорят, что медицина придет к человеку и
объяснит тайну человека. Сейчас ведется много
разговоров относительно института человека и
ученые уже пришли к одному комплексному
результату: ни биология, ни медицина, ни
психология, ни философия, ни просто религия, ни
наука не разрешат вопроса сложности всего
понятия — человек. Учитель говорил: "Мне не
нужны ваши знания, вы лечите болезни, а мне нужен
человек", потому что самое общее нужно знать. И
что такое здоровье? Понятие здоровье — это не
болезнь. Если из вас кто знает теорему в
математике, то есть компактное множество и есть в
нем предельная точка. Так вот предельная точка
этого множества не обладает свойствами этого
множества, а обладает полнотой выше этого
множества. Поэтому, здоровье — это выше болезни.
Меня уже удивляет,
что наше здравоохранение занимается здоровьем.
Какое это здоровье? Здоровье — это совсем нечто
новое, обладающее большей полнотой и если его
нет, то есть болезни. А вот что такой здоровье —
никто не знает и определения здоровья — нету.
Если вы не верите мне,
то можете прочитать в Большой Советской
Энциклопедии, что такое комплекс различных
психических, физических, нравственных и других
факторов. И надо собрать всю историю
человеческих достижений на этом пути, начиная от
самых сокровенных и древних и не медицина, а
философия и выше того религиозно-философское
сознание и еще выше — нравственное сознание
современного человека, совершенствующегося в
природе по системе Учителя Иванова сможет
разрешить этот вопрос.
И первым на этом пути
является Учитель Иванов Порфирий Корнеевич.
Почему? Да потому, что он нашел этот закон и 50 лет
перепроверял его на себе. Этот
закон открывает все. Учитель нашел его,
переплавил, как сказано у Иова и еще раз
переплавил и тогда дал его людям и сказал: "Вот
премудрость божия для жизни". Вот он что
сделал. Он сделал это дело.
Теперь спросим:
"Сможет ли кто-нибудь повторить путь
Учителя?" Предположим, что сможет 50 лет так
ходить, но это уже будет по заказу, а Учитель шел
наперекор всем. Этот подвиг останется раз и
навсегда. Это камень краеугольный, который
отвергли строители, как сказано в Библии и
который стал во главу угла.
Поэтому, когда едут покорять Север в
спальных мешках и при них радиостанция и они
знают, что в любой момент им помогут — это совсем
другое дело. Человек этот находится в
присутствии других, хотя он, казалось бы, и
побеждает стихию. Нет. Стихию побеждают
наперекор всем, в одиночестве познавая истины и
тайны природы. И поэтому, если говорить об этом,
то нужно говорить в истинном плане, потому что
сейчас идет перестройка, и перестройка идет
внутреннего существа человека, а это связано с
его энергетическими возможностями и
способностями. И энергия должна быть
биологической, естественной и природной, а не
биологическая — атомная энергия не является
жизнеспособной для человека. От нее — отравление
человека и Чернобыль, и такие станции — это
атомные бомбы замедленного действия.
Поэтому нужно
выработать ту энергию, которую сам бы человек
внутри себя создавал как солнце и отапливался ею.
Вот на этот путь нас и поставил Учитель. Об этом
мечтал Федоров и другие. Это и есть путь
перестройки внутри себя самой внутренней
сущности человека, его внутреннего плана. Если вы
заметили, то я нигде не говорю о биополе, так как я
сам не воспринимаю это слово, оно слишком, ну как
бы засорено. Но есть вполне официальное название,
введенное Организацией Объединенных Наций — это
внутренний план человека. Так вот, изменение
внутреннего плана человека как составная
существенная часть всемирной стратегии охраны
природы, если будет предложено вашему вниманию,
то я расскажу об этом в следующий раз.
До
свидания, желаю всем счастья и здоровья хорошего.
